И ПЕТЬ НАМ, И ВЕСЕЛО ПЕТЬ!

КСПшные анекдоты от Берга.

Туапсе

1996

ЗНАТЬ СВОИХ ГЕРОЕВ!


Звезда.


Рассказывает Олег Митяев:
- В Магнитогорске я как-то выступал в одном техникуме. Организатор концерта прибежал к директору учебного заведения и говорит, мол, такой популярный автор, все его знают...
Директор взял афишу и со словами "сейчас проверим, какой он популярный" пошел в аудиторию, где занимались студенты. Развернул перед ними лист и спросил:
- Кто это?
Ответ прозвучал очень дружно:
- Рэмбо!

Фамильное.


Рассказывает Александр Вольдман.
Конец 70-х. Агитпоезд ЦК ВЛКСМ по Нечерноземью. В составе агитбригады - еще и Сашин брат Михаил. В одном из населенных пунктов артистов уже ждет рукописная афиша, на которой начертано:
"В программе - два брата: Вальдман и Вельдман!"

Два слова.


Рассказывает Берг.
- В середине семидесятых Дмитрий Дихтер по делам службы, тогда еще инженерной, частенько наведывался в Новосибирск, где регулярно оказывался в гостеприимном континууме КСП Новосибирского электротехнического института - НЭТИ. Однажды он вернулся в Европу в совершеннейшем восторге от тамошнего академического мужского хора, который - представляешь, Вова, мужики в смокингах, манишках и бабочках - поет "Атлантов" Городницкого и "Молитву" Окуджавы! Кстати, об этом даже писал хороший журнал "Клуб и художественная самодеятельность".
Но более всего на Диму произвело впечатление то, что с хором работает (аранжирует и все такое прочее) настоящий композитор, член союза, хотя и молодой, а главное - интереснейший мужик... Как-то, бишь, его... Фамилия - два таких простых-простых русских слова... Во, вспомнил: Бляхер!

А похож!


Рассказывает Дмитрий Дихтер.
В те годы в Новосибирске клубы плодились с китайским неприличием. Один из них был основан Игорем Фидельманом по кличке "Фидель" на базе какого-то женского общежития. И по четвергам прекрасные дамы собирались на звуки магнитофона, на котором Фидель крутил им очередную жертву, перемежая записи собственными комментариями.
И вот однажды в четверг появляется Дихтер. Фидель отменяет консервированного Розенбаума и выпускает живого Диму. А афишку про Розенбаума снять забывает. Короче, Дихтер поет, а красный уголок битком забит девушками, на головах которых белеют тюрбаны-полотенца после бани, и еще две головы в дверях - и диалог:
- Это кто, Розенбаум?
- Да нет, Дихтер какой-то.
- А похож!
Аналогичный случай. Рассказывает Владимир Васильев:
- 1990 год, киевский всесоюзный фестиваль. Меня туда не пригласили, я там был в командировке. Думаю, заеду к ребятам. И пошел Бориса Бурду искать. Вижу - стоит Юра Устинов возле домика, печальный... Спрашиваю:
- Юра, что такое?
- Да, Володя, спать хочу, а они, заразы, набухались, я не могу заснуть.
Я говорю:
- А я Бурду ищу.
- Ну, пойди спроси.
Захожу - действительно, сидят в дымину пьяные. Один на меня голову поднимает, смотрит... Я говорю:
- Бурду видел?
Он вскакивает, вытягивается передо мной:
- Ой, Боря, я столько Ваших песен слышал, а живого ни разу не видел!

Одинокий гитарист.


Рассказывает Берг, как в том же Новосибирске, судя по афише, он фигурировал в качестве "знаменитого гитариста из Киева".

Никакая гитара не вывезет...


Вот какую историю рассказал, кто уж - не помню.
Году в 1988-м приехала в Калинин на фестиваль "Это моя песня" группа КСПшников из Иваново. Среди них - скромненькая такая девушка неброской внешности, совершенно не сценического вида. Ей бы сидеть и слушать, как бывалые бойцы выступают, а она возьми да заявись на участие в конкурсе, да не с чем попало, а с песней, которую в те годы только немой не пел. Начиналась она словами "Репетиций не надо, их кончился срок, песня ждет на листке из блокнота..." Хит, короче.
Ну, отборочное жюри прослушало полкуплета - все ясно: играет девочка примитивней некуда, дикция оставляет желать лучшего, гитара не настроена...
- Знаете, - сказали ей,- Вы не отчаивайтесь. Поработаете над собой годика два - попробуйте снова. Может и сами передумаете. А нет - лучше что-нибудь другое, а то эта песня - гимн нашего клуба, и ее поет наш гвардейский, сиречь лауреатский, дуэт Бавыкиных.
- Спасибо, извините, - сказала девушка и пошла восвояси.
Вся эта процедура заняла столь ничтожное время, что ее практически с начала пронаблюдал издали возвращающийся за стол жюри его председатель Евгений Клячкин, отошедший ненадолго по какой-то надобности.
- А что это она так быстро? - спросил он.
Ему обстоятельно объяснили, мол, совершенно несуразная девочка посягнула на такую песню.
- И вы ее завернули!? - оторопело произнес он. - Она же автор!!!
Это была Марина Ливанова.

Кого несем, ребята?


Рассказывает Берг.
- Московский слет 1979 года. Поляна, где проходит главный концерт. Я опоздал на него минут на пятнадцать, и сесть уже было совершенно некуда - все забито публикой. А из первого ряда мне машет рукой фонотетчик киевского КСП "Костер" Боря Шлеймович, мол, пробирайся сюда, я тебе местечко забил. И действительно, рядом с ним - пустой пенопластовый коврик. Идти "как положено" - значит, по ногам, головам и т.п. Но можно - "как не положено", то есть, через "мертвую зону" между первым рядом и сценой. Зона эта, исполосованная кабелями микрофонов, колонок, питания, тщательно охраняется "хунвейбинами", сидящими перед первым рядом метра через три один от другого. Прорваться можно.
И вот я, выждав, когда отвыступает очередной участник, рванул из кусточков около сцены через зону и плюхнулся на Борин коврик. Сижу, балдею. Кончилась песня, подходят ко мне два "хунвейбина", один берет за руки, другой за ноги и тем же путем относят в кусты и аккуратно складывают. Ну, думаю, так мне и надо!
А тем временем к ним устремляется президент горклуба Игорь Каримов и что-то кричит, эмоционально жестикулируя при этом. Слышу вроде бы свою фамилию.
Тут закончилась очередная песня, подходят ко мне эти же двое ребят, один берет все так же за руки, другой за ноги, проносят знакомым путем и нежно укладывают на Борин коврик. Я ничего не понимаю.
Боря, видимо, тоже чего-то не понимает, но совсем не то, что я, ибо спрашивает:
- А почему, когда они несли тебя в первый раз, ты не сказал, что ты Ланцберг?
- Но они же делали то, что положено!
- Странно: когда N-ского несли, он кричал: "Я N-ский, я N-ский!"
(Боря назвал фамилию какого-то очень известного автора, но, видимо, не Городницкого, как мне почему-то запомнилось, - не было Городницкого на этом слете, - а, возможно, Владимира Туриянского, который был, или кого-то еще.)
А мне интересно: они что, и вправду не знают, кого носят?

Так и быть!


Рассказывает Вадим Мищук:
- Казань, фестиваль "Барды 80-х". Концерт ведет Вероника Долина. Готовясь объявить очередного участника, натыкается на незнакомую фамилию и, не отходя от микрофона, говорит сама себе вслух:
- Кто это такой? Я же всех хороших бардов знаю! Кто это?..
И уже громко:
- Ну ладно, выходи!
(Борис Жуков и Виктор Байрак, правда, утверждают, что все было несколько мягче - готовясь объявить Андрея Ширяева Вероника произнесла:
- Я ведущая, но этого человека вижу впервые в жизни.)

Недосягаемый идеал.


В 1995 году во время очередного приезда Ланцберга в Москву его познакомили с известным поэтом и журналистом Дмитрием Быковым. И первое, что услышал от своего нового знакомого Берг, было:
- А Вы знаете, что Вы - самый ненавистный мне бард?
Оказывается, во время Диминой службы в армии его начальник-сержант, отправив его в очередной раз чистить гальюн, сам садился на соседнее очко и, что называется, стоя над душой в столь странной позе, пел под гитару песни Ланцберга, перемежая их репликами типа: "Никогда тебе, сука, такого не написать!"

Кое-что о народности в искусстве


Однажды, еще в те полузабытые времена, когда всякое появление авторской песни в эфире было событием, году так в 1983-м популярный в ту пору артист эстрады и кино Игорь Скляр в очередной телепередаче объявил, что споет "русскую народную песню". И запел "Губы окаянные..." Смотревший передачу композитор Владимир Дашкевич подскочил от возмущения, ибо прекрасно знал, что это - одна из ранних песен его друга и постоянного соавтора Юлия Кима. В поисках выхода для переполнявших его чувств он немедленно набрал номер Кима... И услышал невозмутимое:
- Русский народ слушает.
Тут к телефону подскочила дочь Кима и радостно прокричала:
- Я - дочь русского народа!
Впоследствии Ким с удовольствием рассказывал эту историю на своих концертах, а Дмитрий Дихтер со своей студией сделал даже ретро-программу по классике авторской песни под названием "Русский народ слушает".
Если и не вошла в эту программу песня Александра Краснопольского "Как над Волгой-рекой...", то вполне могла бы войти, так как, наподобие кимовских стилизаций, неоднократно объявляема бывала плодом анонимно-всенародного воображения.
Нечто похожее рассказывал на одном из концертов и Юрий Визбор:
- Году в 1960-м я написал песню "Если я заболею", выступив в нейсвойственном для меня амплуа композитора. Песня постепенно вышла в массы, и года через два я услышал выступление Я.Смелякова по радио, в котором он сказал: "И самое большое, товарищи, счастье для поэта - это когда его стихи без его ведома становятся народной песней. Так вышло с моим стихотворением 'Если я заболею'...". Это было довольно приятно.

Стой, кто идет?


Рассказывает Сергей Данилов, питерский автор.
Середина 90-х. Константин Тарасов пытается проникнуть в московский ДК "Меридиан" на свой же концерт со служебного входа. С ним - два молодых человека суперменской внешности и две юных дамы, по виду - топ-модели. Задача Константина - провести их без билетов. Вахтер - хранитель турникета - останавливает шествие вопросом:
- Вы кто такие?
- Я? Константин Тарасов, - отвечает Костя.
Вахтер смотрит длинный список, кого пропускать, находит его фамилию...
- Ну да, ну да. А эти? - на его спутников.
- Это мой телохранитель, шофер, массажистка и повар.
- А вы кто? - снова спрашивает Тарасова слегка обалдевший страж.
- Я - Тарасов, - терпеливо повторяет Костя.
Вахтер снова ныряет в список, ищет, находит:
- Ну ладно, проходите!
Уточнение Константина Тарасова.
Концерт был их совместный с Олегом Митяевым.
Вахтер фамилию Кости в списке не нашел и сказал, что сегодня выступает Митяев. На что Константин ответил:
- Ничего, я тоже выступлю!
Тогда вахтер осведомился на предмет, кто эти четверо молодых людей и получил ответ, совпадающий с предыдущей версией. Профессионально оценив взглядом всю пятерку, он понимающе мотнул Тарасову головой - мол, все ясно, проходите!

С того света.


Рассказывают Николай Адаменко (Харьков) и Сергей Данилов (Петербург).
Конец 80-х. Таллин. Концерт Гейнца и Данилова.
После концерта к ним подходят молодые ребята из КСП "Капля" с вопросом:
- А "Перевал" - чья песня?
- Наша.
- Правда? А мы думали, ее автор давно умер...
Неоднократно "умирал" Александр Городницкий. Помимо случая, когда одна девочка после концерта в Ленинграде зачислила его в мертвые классики как автора песни "Снег", знакомой ей с раннего детства, широко известен случай, когда в Мурманске, где он как геофизик наносил визит знаменитой Кольской сверхглубокой скважине, ему показали могилу зэка, сложившего бессмертное "На материк, на материк..." Причем на робкую попытку барда отстоять свое авторство старый з/к, исполнявший роль гида в этом эпизоде, решительно заявил, что человек "с воли" такую песню придумать в принципе не способен.
А однажды Городницкому пришлось отдуваться за покойника.
Дело было в Ленинграде, видимо, когда А.Г. жил уже в Москве. Возможно, по этой причине его не было в Питере на этапе подготовки его концерта и, приехав, он был поставлен перед фактом, что на афише была объявлена встреча с поэтом Городецким.
Выйдя на сцену, бард сказал нечто вроде:
- Я должен сообщить вам трагическую новость: поэт Сергей Городецкий умер. Предлагаю почтить его память вставанием.
Все встали. Через минуту он сказал:
- Прошу сесть. А меня зовут Александр Городницкий...
Кстати о покойниках: немало их еще ходит среди нас. Году в 94-м Олегу Митяеву показали самарскую газету для осужденных - "Тюрьма и воля", где под названием "Больничка" была опубликована его песня "Сестра милосердия". А рядом такой текст: "Об авторе этого чудесного романса нам почти ничего не известно. Мы только знаем, что родом он из города Жигулевска. Его жизнь оборвалась в 1978 году. Срок отбывал в ИТК-6. Если кто-либо располагает какими-нибудь сведениями об этом несомненно талантливом человеке, очень просим сообщить по адресу: г.Самара, ИТУ-4, библиотека..."
Что и говорить, жаль Олега. Приятно, однако, что он успел встать на путь исправления!
Рассказывает еще один вернувшийся "оттуда" - Владимир Каденко:
- Как-то на Кавказе в горах во время похода я встретил группу. Пел им песни. И один из них от полноты чувств произнес такой тост:
- А теперь, ребята, я хочу выпить за Володю. Володя, я хотел бы всю жизнь провести с тобой и погибнуть с тобой в го- рах!
Через несколько лет на туристском слете, опять же, на Кавказе, я в одиночестве жюрю конкурс песни. И вот приходит молодой исполнитель и говорит:
- А сейчас я вам спою песню моего погибшего друга.
И начинает петь мою песню "...я сегодня в апрель убегу без оглядки..." Ну, думаю, нормально! Оглядываю себя - ноги, руки... Все на месте. А он допел и гордо удалился.
Я понимаю, может, кто-то из его погибших друзей и пел эту песню, это и смешно, и горько, и это был единственный раз, когда я не заявил протеста по поводу авторства...

Чем "удобна" короткая дистанция.


Дистанция - не дистанция, но малоощутимая для постороннего разница в именах "Владимир" и "Валерий" сослужила, по словам Михаила Столяра, весьма неоднозначную службу минскому автору Володе Борзову. Выступал он в конце 70-х в каком-то украинском городе, где афиша возвещала о том, что "Валерий Борзов поет свои песни". Публика валом валила послушать легендарного чемпиона мира в беге на 100 метров!

Что слава? Яркая заплата на ветхом рубище певца...


Иркутский автор Сергей Корычев вспоминает эпизод, случившийся в Одессе в 1992 году, когда он и Евгения Логвинова приехали туда, чтобы записать очередной магнитоальбом.
Возвращается Сергей с пляжа и вдруг замечает, что многие прохожие на него оборачиваются и улыбаются такими хорошими-хорошими улыбками.
- Ну, все! - думает он. - Пришла мировая слава.
Причина "мировой славы" стала ясна через непродолжительное время, когда выяснилось, что он, одеваясь на пляже, натянул майку с надписью "Chanel" шиворот-навыворот.

"...И сопровождающие его..."


Константин Тарасов, автор, больше известный как аккомпаниатор Олега Митяева, выдал явную байку:
- Кто это там в кепочке идет?
- Константин Тарасов.
- А рядом?
- Его солист.

"...Ты сам - свой высший суд!"


Рассказывает Ольга Уварова, администратор театра песни "Перекресток" (Москва).
Как-то на концерте в музее Маяковского в перерыве между отделениями Олег Митяев говорит Елене Казанцевой:
- Лен, а зачем ты вообще поешь? Ты стихи читай, а петь не надо!
- Ну как зачем? - смутилась Лена. - Меня просят - я пою... Да вообще, это я сама себе вою! - И вдруг неожиданно перешла в контратаку: - Вот ты мне скажи, ты-то сам себе нравишься?
Митяев надолго задумался и наконец ответил:
- Ну вообще... вот иногда ставлю последнюю кассету - и нра-а-авится...
Уточнение Елены Казанцевой: на самом деле Олег сказал: - Ну чего ты песенки поешь? Голоса в тебе нету. Лучше стихи сочиняй, книжки издавай...
- Ну нравится мне песни писать. Тебе же нравится петь? Вот и мне тоже. Да и просят иногда спеть что-нибудь...
И Лена подарила Олегу свою кассету.
Через некоторое время он позвонил:
- Я вот тут послушал... Ты знаешь, неплохо... Ладно, пой!

Неожиданный талант,
или sic transit gloria mundi.


Рассказывал кто-то из одесситов. Восьмилетнее чадо Ирины и Романа Морозовских, в прошлом активных КСПшников, ныне больше известных по брэйн-рингу, впервые увидело в телевизоре концерт "Машины времени":
- Ой, мама, папа, идите скорей! Тот дядя, который "Смак" ведет, он еще и песни поет!..

Вот и справочка есть!


Рассказывает Кирилл Сохатов (Москва).
1990 год, Киев, III-й Всесоюзный фестиваль авторской песни. В здание, где происходит очередное мероприятие фестиваля, пытается войти со служебного входа его участник Анвар Исмагилов. Его не пускают:
- Вы кто такой?
- Я автор!
- Какой еще автор?
- Автор песен!
- А где написано, что вы автор?
Анвар, обескураженный, отходит. Через несколько минут у стен неприступной цитадели можно видеть, как Александр Мирзаян, используя вместо конторки спину самоотверженного Виктора Луферова, строчит на листе бумаги примерно следующий текст:
"Справка. Дана Исмагилову Анвару в том, что он действительно является автором песен. Члены жюри III Всесоюзного фестиваля авторской песни: В. Луферов, В. Бережков, А. Мирзаян".

Смена вех.


В московский Центр авторского творчества приходит один из первых в новом сезоне посетителей и интересуется, какие в ближайшее время предстоят концерты. Ему отвечают, что сезон откроет Александр Городницкий, а неделей позже эстафету подхватит Владимир Туриянский.
- Хорошо, - одобряет любитель авторской песни. - А лидеры у вас будут?
- Какие лидеры??!
- Ну там, Митяев, Иваси...

Окуджава районного масштаба.


Рассказывает Алексей Куликов (Волгоград), более известный в миру как Береза:
- Наше телевидение снимало сюжет к передаче об авторской песне в Волгограде. Телевизионщики ловили на улице людей и спрашивали:
- Как Вы относитесь к авторской песне?
Поймали двух солдатиков. Корреспондент спрашивает их:
- Вы любите бардовскую песню?
- Да, очень любим!
- А кого больше всего любите?
- Да многих...
- Ну, например?
- Ну, многих! Всех любим!
- А Окуджаву, Визбора, Дольского знаете?
- Извините, мы не местные...

Они будут жить долго!


Рассказывает Владимир Васильев (Харьков):
- В Москве на 5-м канале телевидения Миша Кочетков ведет передачу "Гнездо глухаря". А я был на фестивале в Сергиевом Посаде, выскочил к передаче этой в Москву, отпел и вернулся в Сергиев Посад. А люди передачу смотрят, узнают... Подходит один парень из Воронежа и сообщает:
- Слушайте, Владимир, Вы знаете, ребята посмотрели передачу и говорят, мол, мы так любим его песни, а вот когда его самого увидели, очень разочаровались. Как-то внешность разочаровала.
- Чем же?
- Ну и рыло отъел себе, бугаина!
Расстроился я и говорю Любе Захарченко: так и так, сказали - рыло отъел такое сытое, здоровое...
Люба отвечает:
- Да что там! Ты не расстраивайся: после моей передачи возле памятника Пушкину меня один мужчина встречает:
- Слушайте, это Вы?
- Я.
- А я думал, что Вы старушка!

Братья меньшие подают примеры.


Рассказывает Юрий Кукин: - Я однажды выступал с ансамблем в Минске в цирке. Отпел свое и ушел за кулисы посмотреть цирк. Вдруг ко мне подходит мужик, спрашивает:
- Вы Кукин?
- Да.
- Хотите, я Вас со слоном познакомлю?
- Давайте.
И повел меня в клетку слона. Там не клетка, а комната такая, стоит слон, прикованный за заднюю ногу к батарее, грустный такой. Мужик мне говорит:
- Поздоровайся!
Я говорю:
- Здравствуй, слон!
Тот - ноль эмоций. Голову опустил, не здоровается, стоит грустный, печальный. Тогда дядька этот говорит:
- Слон, поздоровайся, это - Юрий Кукин, он Визбора знает.
Слон как закивал!
У слонов, оказывается, бешеная память. Этот мужик однажды привел к нему Визбора знакомиться, на пять минут оставил их вдвоем, Визбор о чем-то со слоном поговорил... С тех пор тот так зауважал Визбора!
- Я, - говорит мужик, - уж этим пользуюсь. Вот он не хочет есть, опять же, еду у него украдут, взамен дают сено, а слон сена есть не хочет. Я ему тогда говорю: "Визбор велел!" - и слон сразу - хруп-хруп!

Чему быть...


Рассказывал Борис Рычков (Москва). Дело было довольно давно, на закате семиструнной эпохи. Как-то его родители - туристы и любители песни - возвращались из похода. К их компании, оглашавшей вагон электрички своими любимыми песнями, подсел незнакомец. Некоторое время он молча слушал, потом попросил гитару.
- Да у нас шестиструнка, - пытались отговориться туристы.
- А мне все равно!
Эта реплика настолько ошеломила компанию, что гитара тут же была отдана. Туристы ожидали услышать что-то запредельное, но к их удивлению попутчик спел несколько очень хороших и притом абсолютно неизвестных им песен, после чего вернул и
Наверное, случайная встреча должна была бы завершиться знакомством, но в тот день туристы очень спешили. Дело в том, что в тот же вечер им еще предстояло успеть на концерт Анатолия Хабаровского - автора, о котором они уже много слышали, н оторого еще не встречались ни разу. И вот они, свежевымытые и переодетые, сидят в зале, а на сцену выходит... давешний попутчик.

Герой должен и имя иметь героическое!


В книге Михаила Кане "Время вдруг становится судьбой" описывается известный спор жителей двух столиц:
- Ну, что у вас за авторы?! Даже фамилии какие-то несерьезные: Полоскин, Генкин, Клячкин, Кукин... То ли дело у нас - Визбор, Окуджава!

Соответственно...


Из той же книги. В удаленном от столиц городке, куда пригласили выступить Евгения Клячкина и Бориса Полоскина, их встретил рекламный щит, обещавший выступление артистов из Ленинграда Клячкина и Повозкина.
Надо полагать, там ждали эксцентрический дуэт, а фамилии сочли удачными сценическими псевдонимами.
Следующая часть